Саша Агроном против всех
Это продолжение истории про Игната. Предыдущие: Часть 1, Часть 2, Часть 3.
«Кто там?» — спрашивает мужской голос.
«Сосед», — вру я. Кем бы ни был человек с обратной стороны двери, сейчас он видит меня впервые в жизни.
«Не узнаю вас. А по какому вы вопросу?»
Голос за дверью обрывается. Но я слышу шёпот, как будто он говорит, советуется с кем-то ещё.
«Если вы пришли поговорить на эту тему, то я полагаю, что его уже нет в живых?»
Наступает долгая пауза. Голос продолжает шептаться с кем-то внутри квартиры. Я стою на противоположной стороне лестничной клетки, готовый в случае чего скатываться кубарем обратно во двор. От нервянки меня колотит. Три диктофона на теле пишут звук, большой палец в кармане куртки теребит кнопку выкидного ножа. Я ожидаю чего угодно.
В конце концов слышу звук замка и щеколды. Дверь открывается. На меня смотрит опрятный пенсионер в рубашке, джемпере и очках, а сзади у него из-за плеча осторожно выглядывает пожилая женщина. «Может, тогда обсудим всё у нас на кухне?».
Вспоминая все идиотские клише из шпионских фильмов я не сажусь спиной к двери, отказываюсь от чая и прошу налить мне воду из под крана. Пожилая чета смотрит с некоторым недоумением, но не возражает. Стартует беседа.
Я рассказываю уже заученную историю про «пожар, человек». По ходу повествования лица моих слушателей постепенно вытягиваются. Закончив про дом, оружейный арсенал, взрывы, ментов, больницу и смерть, я медленно вышел на тонкий лёд загадки с завещанием. Наследственное дело уже проиграно, терять было особо нечего.
Узнав, что Игнат всего за месяц до смерти переписал всё своё имущество, они просто охуели. На каком-то чисто животном, эмоциональном уровне я почувствовал, что они про это не знали ничего и действительно слышат впервые. И завершил вопросом, который гнил внутри слишком долго: «Так кто вы такие?».
Немного оправившись от шока и переварив мой рассказ, они взялись за свою версию событий.
Муж и жена, жили в этом доме уже много лет. С Игнатом и Анной были знакомы лет 15, не меньше. Не дружили, но всегда здоровались при встрече, обсуждали новости и житейские дела. Про архитектора, историю дома и нашей семьи знали. Про существование нас, родственников, знали тоже, но контактов не имели. Потом Игнат и Анна состарились и переехали жить на дачу в область, и теперь они встречали Игната всего пару раз в год, когда он приезжал в город оплатить счета и заодно заходил к в гости.
Со временем он замкнулся в себе и абсолютно случайно в разговоре они узнали, что Анны больше нет в живых. С каждой новой встречей было видно, что Игнату становится хуже — он был то бодр и весел, то подавлен, путал факты, даты, и даже их с женой имена.
«Однажды перед Новым Годом Игнат Иванович зашёл к нам домой, был очень возбуждённый такой, как будто на взводе. И он сказал тогда — «я хочу сделать вам подарок», и начал требовать данные наших паспортов. Мы с женой не хотели, но он был очень настойчив, начал шуметь, понимаете?»
«О да, ещё как понимаю», — ответил я, вспоминая Игната в больничных коридорах, во весь голос посылающего докторов нахуй и требующего, чтобы его немедленно выпустили.
«Мы не поняли, зачем это было нужно, но дали то, что он требовал, чтобы он поскорее ушёл. Больше мы его никогда не видели».
Эта история полностью билась с той, что была у меня. Совпадали даты, она объясняла почему завещание было внутри квартиры, и почему за наследством в течение полугода так никто и не пришёл. Ну и глядя на этих немного пугливых пенсионеров я чувствовал, что они не врут. Нож внутри кармана можно было отпустить.
Никакого поджога не было. Никаких чёрных риэлторов не было. Никакого заговора не было. Была только деменция.
Из-за очередного приступа Игнат забыл, что у него есть какие-то родственники. Забыл про своё старое завещание. Приехав домой в Петербург, вдруг вспомнил про соседей, которые, как казалось тогда, были единственными положительными персонажами в его мире. Написал второе завещание, потом забыл, зачем это сделал, оставил бумагу дома, даже не сообщив о её существовании новым "наследникам". Уехал на дачу. Из-за короткого замыкания и пожара попал в больницу. Умер. Это была просто очень длинная цепочка странных случайностей, ведомая распадающимся человеческим сознанием.
«И что же нам теперь делать?» — спрашивает мужчина в джемпере, «давайте я завтра же схожу к нотариусу и откажусь от всего этого».
«Боюсь, уже не получится», — говорю я. «Наследственное дело проиграно, имущество должно отойти государству».
«А почему же вы раньше к нам не пришли, Александр, пока оно было открыто?»
«Потому что я был уверен, что вы чёрные риэлторы».
От разговора на той квартире можно было ожидать чего угодно, но не только не этого. Чтобы самому понять, что же делать дальше, я нанимаю адвоката. Изучив материалы дела, тот сообщил, что есть крошечный, практически невозможный шанс откатить всё назад — подав в суд на Российскую Федерацию, отменить последнее завещание, таким образом наше первое завещание как бы снова станет "активным".
«Подать в суд на Российскую Федерацию, ага, сейчас», — возвращаюсь на кухню пожилой четы, особо ни на что не надеясь. Мало в мире вещей сильнее, чем страх старого советского человека перед государственной машиной.
«Александр, вся эта история — большое горе и несправедливость по отношению к вашей семье, и если это необходимо — мы дадим для вас показания в суде о том, как всё на самом деле было. Нам кажется, это было бы по-христиански».
Я таращусь и не верю своим ушам. Не так много существует вещей, которые я люблю больше, чем пить пиво и глумиться над христианством, особенно над самой бесчеловечной его ветвью — православием. И вот сейчас, по чисто христианским соображениям, мне соглашаются помочь фактически незнакомые люди.
Когда в конце тоннеля вдруг забрезжил свет, и среди всей этой жути появился призрачный шанс привести ситуацию к чему-то хорошему, мне в голову впервые пришла одна очень простая мысль.
Я занимался делом уже почти год, был на передовой всех событий. Ползал по пожару, горам мусора, обивал пороги государственных инстанций и кладбищ. Потратил не поддающееся подсчёту количество часов личного времени. Про эмоциональный ресурс вообще молчу. Из всех участников я был единственным, кто жил в Питере. Это всегда выглядело как проблема, потому что кроме меня решать дела было некому. Но вдруг перспектива изменилась и появился возможный жирный бонус. Ведь семейная квартира тоже была в Петербурге.
Всё это время я вёл дело из каких-то своих идеалистических соображений, про честь семьи и так далее. И в голову даже не приходила мысль, что я сам могу получить с этого какой-то бенефит. Хотя ничего стыдного в этой мысли нет: если я попробовал бы выиграть фактически безнадёжный суд, то почему не попросить нормальную награду? Ведь моё время стоит много. Я смог бы продолжить историю семьи, живя в доме, построенным моим предком, заботясь и приумножая его наследие. Не бесплатно, конечно.
Я встретился с мамой и мы договорились, что если я выиграю суд, она передаст мне свою долю на определённых условиях.
Я встретился с маминой сестрой, и мы договорились, что если я выиграю суд, то смогу выкупить её часть по кадастровой стоимости, то есть сильно ниже рынка.
Это была ситуация, выигрышная для всех — вместо потерянного наследства и кучи расходов на спасение и похороны Игната, каждая из сторон оставалась с несколькими миллионами рублей на руках. Я же получал в собственность квартиру за ценник ниже рынка и считал своё потраченное время полностью оплаченным.
Окрылённый мыслями о собственной квартире в центре Питера, я врубаю в наследственном деле пятую передачу.
Нотариальные книги — это бумажный аналог блокчейна, в них хранится очень много всякой информации, в частности информация о наследовании. Наше "первое" завещание в бумажном виде так никогда и не было найдено (скорее всего просто сгорело в пожаре), но запись о нём в нотариальной базе данных всё-таки была. Я выслал нотариальный запрос в ту контору, где оно было оформлено, и мне вернулась не только его копия, а вообще всё наследственное дело бабушки Анны.
Осенью 2005-го года Игнат и Анна в один и тот же день пошли к одному и тому же нотариусу и завещали всё своё имущество моей маме и её сестре. Собственно, как они и говорили нам много раз. 15 лет спустя Игнат состарится и потеряет связь с реальностью, переписав своё имущество на случайных людей. Эти люди готовы это подтвердить (не упущу случая напомнить — по христианским соображениям!). Всё сходится!
Я сижу дома и оголтело пишу судебную стратегию, очередную блок-схему, в которых я так преуспел за последний год. Заголовок файла гласил — «Саша Агроном против Российской Федерации».
Несмотря на абсурдность фразы, технически она верна. Чтобы отменить завещание по той или иной причине, ты как бы подаёшь в суд на государство, оспариваешь положения его закона о наследовании.
«Наверное, это самые лёгкие двести штук в твоей жизни», — говорю я адвокату смеясь, «тебе даже ничего делать особо не надо, только в суд прийти».
«Это точно, можешь не сомневаться! Я веду наследственные дела уже много лет, но таких историй не слышал никогда. И чтобы люди ещё пришли и сами отказались от наследства... Нет, такого просто не бывает. Обычно они грозятся друг друга убить».
За пару недель мы пакуем материалы дела и назначаем дату заседания — через 3 месяца.
Я сижу на лавке в коридоре суда. Гул из голосов, люди носятся мимо с важным видом и толстыми папками документов. Все в строгой и официальной одежде, но у меня такой просто нет — в закромах шкафа нашлась только мятая рубашка неопределённого цвета. До этого я был в суде только однажды — в Норвегии, когда мой сосед кололся героином в ванной и крушил мебель. Но в тот раз я свидетельствовал удалённо, так чтобы прям быть в здании суда — впервые!
«Саша Агроном против Российской Федерации». Пиздец, конечно, вот это реально приехали. В голове у меня — склеившаяся бесформенная масса из десятков роликов команды Навального про то, что в России не бывает честных судов, образы оппозиционеров в клетках, отправляющих воздушные поцелуи жёнам, прежде чем уехать на 10 лет в карельские леса. В процессе с подобным названием я легко мог представить себя обвиняемым, но уж точно никак не обвинителем.
Попытался визуализировать "Российскую Федерацию". Образ получился женский, но не очень приятный. И что мы ей говорим? Типо, «а ну отменяй!». И она такая: «ладно!»? Бред, не может быть такого, в этой стране уж точно.
На лавке напротив сидит та самая пожилая пара. Мужчина мнёт в руках шляпу, женщина читает. Они реально пришли. Пришли, чтобы дать показания в мою пользу.
Очень долго ничего не происходит, время заседания сдвигают на полчаса, потом на час. Выходит секретарь суда и с извиняющимся видом говорит: «у нас такого почти никогда не бывает, но кажется канцелярия суда потеряла ваше дело».
Расходимся по домам. Через неделю дело находят. Новое заседание назначают ещё через 2 месяца. Мы снова приходим. Судья задаёт свидетелям несколько технических вопросов, мол «действительно ли так всё и было?». Они подтверждают.
Ещё несколько недель после я просто не могу поверить в случившееся. Нотариус горячо поздравляет с победой, выдаёт необходимые документы и закрывает наследственное дело.
Собственное жильё в Питере. Без унизительной ипотеки на 30 лет. Без синдрома самозванца. Я усердно трудился полтора года и заработал его. Всю душу в этой истории оставил. Реально чувствовал внутри, что заслужил.
С квартирой была проблема. Её состояние сложно объяснить человеку, который никогда не видел подобного — в некоторых местах до пояса, а в некоторых и до потолка, она была завалена всяким хламом. Мы легко можем представить себе грязную неубранную хату, или свалку мусора за городом. Но совместить одно с другим — нет. Наши нейроны натренированы таким образом, что находясь тысячи дней внутри разных квартир, они формируют какое-то среднее визуальное значение. Нам сложно представить некоторые возможные крайности. Заходя в неё, я чувствовал себя так, как если бы вы решили зайти в свою ванную, но за дверью оказалась не ванная, а сосновая роща — полное несоответствие контекста и действительности.
В последние годы жизни Игнат тащил в дом любое барахло, что попадалось под руку. Такое поведение в России обычно называют расплывчатым термином "барахольщик", в западной же психиатрии есть термин, со своим описанием и классификацией — hoarding или compulsive hoarding. Это вполне конкретное психическое отклонение, весьма распространённое и на удивление сложно излечимое. На американском ютубе есть целое шоу из 7 сезонов, которое называется Hoarders, крайне рекомендую посмотреть хотя бы один эпизод. Там найдётся всё, что угодно — и 500 тонн металлолома, собранного на дачном участке, и 20 000 элементов одежды, найденные по помойкам, и загородные дома, у которых под диким весом хлама ломаются перекрытия верхних этажей. Приятного просмотра :))))))
Я банально не мог пройти от входной двери до окна. Чтобы попасть в комнату, нужно было сначала вскарабкаться по груде хлама в прихожей (я называл его "Прихожий Холм"), спуститься на равнину в гостиной, но дальше путь преграждали Оконные Скалы — нагромождения мебели выше моего роста, пробраться через которые не было решительно никакой возможности.
Там было всё — сломанные зонты, старые магнитофоны, случайные книги из бесплатных обменников, кубометр туалетной бумаги, пружины, коляски, пачки с не распакованным постельным бельём, свёртки пыльных ковров, банки с железными гайками, просроченные огнетушители, набор ржавых советских лобзиков, десять левых резиновых сапог, мотки самых разных верёвок, шнурков, драные сумки, школьные ранцы, вешалки, сломанные лыжи и много, много, много, МНОГО чего ещё.
Будучи уже знакомыми с Игнатом по прошлым постам, вы вряд ли удивитесь, узнав что в квартире также хранился целый ёбаный арсенал.
Аэрозольные пистолеты УДАР-М2, фонари «Армия России", перцовые баллоны и даже САБЛЯ. Я ещё долго недоумевал, зачем человеку в квартире шесть мачете, если у него всего 2 руки.
Я купил плотных мешков, собирал в них мелкий мусор и набивал до упора контейнеры во дворе. Местный дворник меня ненавидел, но возразить ничего не мог, так как я в буквальном смысле выбрасывал бытовой мусор, просто ежедневно и в десятикратном объёме 🤷🏻♂️
Каждый день я записывал себе в блокнотик, сколько мешков получалось вынести. Через несколько недель общая сумма составила 273 (двести семьдесят три) мешка. Квартира визуально при этом... совершенно не изменилась.
Мыслить тут требовалось совершенно иными категориями. Я заказал грузовую 12-ти кубовую Газель с грузчиками. Они, ломая спины, вынесли из квартиры 7 (семь) холодильников. Как те попали внутрь— большой секрет. Двое здоровых молодых парней едва могли их поднять, а сами холодильники оказались шире и выше входной двери. Чтобы вынести всё во двор, понадобилось расшивать входную дверь и снимать одну створку с петель. Как вверх по лестнице их все смог затащить один худой пенсионер — навсегда останется загадкой, которую он унёс с собой в могилу. Бонусом к холодильникам шла россыпь старых кинескопных телевизоров и двенадцать сломанных микроволновых печей.
Вызвать бригаду таджиков с грузовиком, чтобы вынести всю хату подчистую за один день я не мог. Среди мусора периодически попадались реликвии времён царской России и всякие семейные фотографии — необходимо было вручную процеживать всё, что шло на выброс. Я попросил нескольких друзей помочь мне с разборами завалов, а если найдут что-то интересное, то смогут забрать это себе. Так в свободное плавание ушёл советский фотоаппарат «Смена» в хорошем состоянии.
Чтобы как-то отблагодарить ребят, я нашёл на завалах пачку новых белых кепок, и сделал к ним нашивки «Почётный археолог». Всё это действительно очень напоминало археологию, когда мы слой за слоем пробирались внутрь комнат, открывая уголки, до которых раньше физически не могли добраться. Ребята, я знаю, что вы это читаете — ещё раз большое спасибо вам всем за помощь!
Постепенно из под гор хлама выплыла тумба, накрытая пледом, которая при ближайшем рассмотрении оказалась сейфом. Сейф стоял в углу и мозолил нам глаза ещё целую неделю, пока мне это не наскучило и я не вызвал медвежатника его вскрыть.
Мы с ребятами делали ставки, что же будет внутри? Кто-то предположил, что деньги, кто-то — что документы, а кому-то казалось что внутри не будет вообще ничего. Дядька запретил себя снимать, буквально за 5 минут выпилил дверцу обычным сверлом, получил деньги и ушёл. Я даже удивился, насколько легко оказалось взломать сейф, который по ощущениям был куском монолитной стали весом килограммов 60.
Мы снимали на камеру, как я опускаю руку внутрь, как в магическую шляпу, достаю оттуда что-то и объявляю лот вслух. Там было немножко денег в валюте, какие-то памятные медали за рабочие заслуги и папки с документами. Нашего завещания среди них почему-то не было, да оно и не нужно было — суд-то уже выиграли. В какой-то момент моя рука нащупывает внутри что-то твёрдое, и я, не задумываясь, вытаскиваю из тёмного окна сейфа и на автомате громко объявляю «РЕВОЛЬВЕР!».
Друзья стоят молча кружком вокруг сейфа, а я с недоумением смотрю на предмет у себя в руках. Ёбаный револьвер. Все записанные видео с телефонов мы стираем от греха подальше. В течение недели я прихожу в квартиру и пилю его лобзиком на части, чтобы потом в ночи выбрасывать по кусочкам в Неву. Настоящая "достоевщина" ближе, чем кажется, друзья!
Спустя ещё 2 недели в груде мусора я нахожу брошюру к нему, и выясняется, что это просто реплика, не боевая, и даже не травматическая — декоративная, но от настоящей не отличить. Разрешение на неё не требовалось и я только зря перепугался, но вариантов в тот момент было немного. Последнее, чего мне хотелось, чтобы остановили менты, проверили телефон и нашли фотки неизвестного револьвера, которые я нёс на опознание к какому-нибудь частному оружейному эксперту. Такой суд я бы уже вряд ли выиграл ))))
Шли недели. Несколько грузовых Газелей спустя, квартира начала приобретать очертания, хоть и по-прежнему расплывчатые. Я трудился усердно, потому что знал — теперь я делаю это ради себя. Закончив трудовой день, иногда я снимал перчатки и респиратор, садился на стул и начинал мечтать. Мечтал, что вот тут будет кровать, а вот тут — обеденный стол. Где поставлю лампы, где положу гостей. В какой цвет покрашу стены. Семейный очаг!
За всю жизнь я ни разу не жил один. Либо у родственников, либо с кем-то снимал. Идея отдельного жилья, даже просто как концепция, будоражила моё воображение. Это прям было вообще какое-то новое чувство, и я смотрел в будущее с оптимизмом, впервые за долгое время.
Но мечте не суждено было сбыться. Произошло то, чего я ожидал меньше всего на свете. В Петербург приехала сестра моей мамы. Я показал ей квартиру и похвастался двумя тоннами вынесенного вручную мусора. Она посмотрела на это всё и сказала:
«Здорово, Саш. Наверное, я не буду продавать тебе свою часть».
Мне до сих пор сложно говорить об этом, воспоминания вызывают шквал негативных эмоций.
Договорённости со мной, чтобы выкупить долю по кадастровой стоимости, были выброшены в мусорку. Возможно, я идиот, что не закрепил их на бумаге? Но как можно составлять договор об оказании услуг с человеком, с которым ты в отличных отношениях, которого знаешь всю жизнь, 32 года? С человеком, которому ты полтора года скидываешь новости о том, как движется ЕГО наследственное дело. С человеком, которого ты сам сделал миллионером, своими руками. Такое мне просто не пришло в голову.
Меня использовали. Улыбались, говорили «круто, Саш, что всё получается, ты молодец, так держать!». Дождались, когда я выиграю суд, который просто невозможно было выиграть, даже теоретически. Когда придут все бумаги на собственность. И уже после этого — предали.
Истинные причины такого предательства мне неизвестны, да уже и не важны, наверное. Говорили что-то вроде «ну ты ещё молодой, сам заработаешь на свою квартиру», «ну ты же понимаешь», «нам сейчас наличные не очень нужны» или вообще снисходительно улыбались и говорили, что я слишком наивный. «Можем продать по рыночной цене, и от нас это уже большой шаг навстречу!».
Жить в квартире, владея лишь половиной, я не стал.
Уже имея между рёбер такой нож, я кристально чисто понимал дальнейшие возможные расклады. Сделай я хороший ремонт за свой счёт — мне сразу начнут выкручивать руки возможной продажей половины другим людям. Это рычаг, на который можно давить сколько угодно раз, назначать какие угодно цены. Ведь они знают, что жить мне больше негде и все деньги я истратил.
Мира, спокойствия и тем более психологического уюта в таком месте не будет никогда.
Я прокричался в подушку, переварил ситуацию внутри себя, принял её, закрыл квартиру на замок и больше никогда туда не возвращался.
На этом история про Игната и наследие моей семьи завершается — спасибо, что досидели до конца.
Перечитывая предыдущие посты серии, поймал себя на мысли, что везде я как будто рисуюсь эдаким рыцарем в белом, без страха и упрёка борюсь за правое дело. Но на самом деле так оно и было. На протяжении всех полутора лет я ни разу не действовал из злого умысла или корысти. Никому не перешёл дорогу, никого не обидел.
У этой истории есть протагонист, но у парня нет противника. Я боролся не с конкретными людьми, а с абстрактными сущностями. Сначала со смертью, потом с бюрократией, потом с законодательством. За Игната, за свою семью и в конце — за себя самого. Бился с ситуациями, со Вселенной, если хотите. Саша Агроном против всех!
Эта история была полна невозможных ситуаций. Совершенно незнакомые люди шли мне навстречу и помогали чем могли. И в конце предали те, кто был ближе всего.
Эта история должна была объединить всю нашу семью, сплотить её вокруг общего несчастья и общей цели. Сделать крепче, чем когда-либо. Все были бы в выигрыше.
Подписывайтесь на канал: https://t.me/alexanderagri