Игнат
Это вторая часть рассказа. Вот ссылка на первую часть.
Часть моих родственников всегда жила в Петербурге. Очень плохо разбираюсь в лингвистических особенностях русского языка, касающихся семьи — "свёкор", "деверь", "зять" для меня звучат как классы персонажей из какой-то компьютерной игры. То были дядя и тётя моей мамы, получается, для меня они двоюродные дедушка и бабушка. Вроде бы так, да?
Игнат и Анна. Мои мама и тётя постоянно ездили к ним в гости в детстве, гостили на даче. Когда выросли — постоянно держали связь и всячески поддерживали после выхода на пенсию, так как собственных детей у них не было.
Я с ними тоже встречался — когда мама привозила меня ребёнком в Петербург, мы останавливались в гостях, пили чай, гуляли по центру, и я во все глаза глядел на помпезные здания, так сильно отличающиеся от квадратных бетонных хрущёвок родного города. Дедушка и бабушка (буду называть их так для краткости) присылали маленькому мне всякие подарки на день рождения, в общем обычные хорошие семейные отношения.
Анна была доброй и весёлой женщиной. Игнат всегда держался приветливо и вежливо, но при общении с ним у меня складывался очень странный вайб — постоянные скачки настроения, странно брошенные фразы, нетерпеливость и желание ожесточенно отстаивать собственную точку зрения, порой весьма... необычную. Я относился к нему с уважением, но про себя считал, что человек странный, особенный. Не могу точно объяснить почему.
Когда я, уже во взрослом возрасте, перебрался в Питер, мы почти не встречались. У меня был неразгруженный товарняк собственных дел, а родственники подустали от шумного города, и перебрались жить на дачу, коротать на природе старость. С годами они стали всё больше отшельничать, на недели и месяцы отключать все телефоны. Мне было особо нечего им рассказать, а их уже мало заботили мирские дела, поэтому минимум лет 12 мы не виделись вообще. Мои мама и тётя продолжали общение через письма и телеграммы, так я узнал, что бабушка Аня тяжело заболела и скончалась, а Игнат продолжал жить на даче один.
Прошло много лет. В один обычный весенний день я занимался своими делами дома, работал наверное, и вдруг мне ни с того ни с сего позвонила мама. У неё был взволнованный голос, сбивчиво она начала объяснять мне, что звонила соседка по даче — у Игната был пожар, сгорел дом. Мобильного телефона у него давно не было, следовательно о его судьбе ничего не известно.
Из всей нашей семьи я был единственным, кто жил в Петербурге, и первый этап спасательной операции предстояло принять именно мне, пока не подтянутся остальные. Я поискал в интернете адреса 4-5 ближайших к посёлку больниц и моргов, купил самый дешевый мобильник для пенсионеров с большими кнопками, записал в него наши телефоны (на случай, если он жив — нам надо быть на связи). Кинул ключи в рюкзак, оделся потеплее и сел на электричку в область. Тогда я не знал, что прежний Саша Агроном обратно уже не вернётся.
Контекст
Прежде, чем мы продолжим, я хотел бы погрузить читателя в контекст, атмосферу происходящего. Без этого всё написанное ниже может восприняться как сухое детальное описание действий и событий. Но произошедшее влияло в первую очередь в эмоциональном плане, именно это мне и хотелось бы передать.
- В мире только-только начинается эпидемия неизвестной болезни. Сейчас, когда мы живём с коронавирусом несколько лет, мы настолько привыкли к нему, что уже и не помним свои ощущения в самом начале. Тогда было известно, что в Китае вырвалась на волю неизвестная зараза. Про неё ничего не ясно, нет тестов, нет вакцин, нет понятных симптомов, не понятно как передаётся. Все тогда шутили, постили мемы с короной, но становилось понятно, что это не очередной "птичий грипп", а что-то совершенно иное. Полностью закрылся Китай. Началась мощная вспышка в Италии, там введён комендантский час. Россия решает, закрывать ли границы. В воздухе витает тревога — страх не самой болезни, а полной неизвестности, связанной с ней.
- Я полностью не готов к возложенной на меня миссии — все происходившие события являлись для меня такой же неожиданностью, какой они будут для вас при первом прочтении. Это как если бы нас посадили за штурвал самолёта с десятками непонятных кнопок на панели и сказали взлетать через 5 минут. В жизни я несколько раз оказывался в подобных ситуациях, и называл их "идти по приборам" или "игра вслепую". Более уместная — "быть брошенным в кипяток", когда ты без какого-либо понимания происходящего должен очень быстро принимать правильные решения. Единственная возможная тактика это делать что-то, смотреть на результат и сразу на основе этого совершать следующее действие. Любое действие может быть роковой ошибкой. Просто попробуйте представить, что всё это начинает происходить с вами прямо сейчас, сразу после прочтения этого поста.
Больница
Я выхожу на платформе небольшого посёлка в Ленобласти, вместе со мной ещё несколько человек, они быстро рассасываются в окружающих подлесках, торопясь по домам. Привокзальная "площадь" представляет из себя кучу грязи, перемешанную со снегом и окурками, в неё воткнуты несколько потрёпанных машин отечественного производства с длинными антеннами, по всей видимости таксистов. От греха подальше решаю я идти пешком.
Довольно быстро по навигатору дохожу до больницы, захожу в фойе, иду к гардеробу, чтобы сдать куртку. "Молодой человек, мы закрыты!". Я смотрю на гардеробщицу и не понимаю смысл сказанной фразы. "Мы закрыты, у нас карантин, вы что, объявление на дверях не читали?!". Я оборачиваюсь, чтобы прочитать объявление на дверях. На нём написано примерно следующее: "Молодой человек, мы закрыты, у нас карантин". Оборачиваюсь обратно, начинаю объяснять ситуацию, мол, пожар, ищу человека. Мне отказывают. Как оказалось, медучреждения получили распоряжение сверху о введении карантина за несколько недель до того, как его начали вводить повсеместно. Видимо, чтобы приготовиться к пиковой нагрузке и приёму больных. Я стою на своём, мы долго препираемся, изо всех сил пытаюсь ввести женщину в своё положение, и в какой-то момент это всё-таки удаётся. Сдаю куртку при условии, что буду в маске и куплю бахилы.
Иду в кабинет главврача, стучусь, захожу внутрь. "Молодой человек, мы закрыты, у нас карантин!". "Да что ж такое-то?!", думаю я, и уже немного на автомате начинаю пересказывать ту же историю — пожар, человек. Говорят, вчера поступил такой пациент. "Вы родственник?", спрашивают, отвечаю — "так точно, родственник". "А кем вы приходитесь пациенту?". "Какое вам-то блин дело до этого?", проносится у меня в голове, но я веду себя официально, и важным тоном блею что-то вроде "вроде как он мой двоюродный дедушка, а значит я — двоюродный внук". Звучит так, как будто я хрен с горы, но вида не подаю. Мне не верят и смотрят с очень большим подозрением. "В чём дело-то?", спрашиваю я главврача напрямую. "Да просто он сказал, что никаких родственников у него нет".
По коридору — последняя дверь налево. Дверь в палату открыта, без стука захожу внутрь. В нос мне бьёт жуткий запах, тошнотворная смесь потных лежалых тел, мочи, медикаментов и самого дешёвого освежителя воздуха. Смесь настолько ядрёная, что сначала я даже теряюсь в пространстве. В комнате — шесть кроватей, на которых лежат больные старики. Непропорциональные тела, трубки катетеров, пустые глаза, блуждающие взглядом по мне, но как будто смотрящие сквозь.
Неприглядность старости не является для меня чем-то новым или отталкивающим. Несколько лет я заботился о своей лежачей родной бабушке посменно с двоюродной сестрой, и в цикл наших обязанностей входило вообще всё. Знаю, что у молодёжи, особенно у девушек, старые люди и их немощные тела вызывают чувство брезгливости, или даже отвращения, но в моём случае это не так. Я знаю, что старость это полный пиздец, и готов к тому, как она выглядит. Но такая концентрация зрительного, обонятельного и осязательного в одном месте ненадолго выбила из колеи даже меня.
На одной из кроватей лежал сухой старик — это был Игнат. Живой.
Я не сразу узнал его, в детских воспоминаниях остался бодрый, хоть и уже пожилой мужчина, который постоянно таскал с собой какую-то тележку с кучей странного барахла. Этого мужчины больше не существовало.
Разумеется, он меня тоже не узнал. Последний раз, когда мы виделись (не считая минутных встреч), я был вдвое меньше ростом и говорил писклявым голосом. Да и шок от пожара и госпитализации ещё не прошёл — не было похоже, чтобы он в полной мере осознавал, где находится. "Мужчина, я вас не знаю, уйдите", твердил он раз за разом, порываясь встать с кровати. В дверях стояла хмурая главврач и буравила взглядом мою спину. Я почувствовал, что запустился невидимый таймер обратного отсчёта, по истечению которого ко мне в лучшем случае подойдёт охранник, в худшем — полицейский. Игнат начал громко посылать меня нахуй. Один, два, пять, десять, двадцать раз подряд я методично повторял ему, кто я такой, называл имена мамы и тёти, их текущие и девичьи фамилии, чтобы попробовать триггернуть старые участки памяти, о тех днях, когда они ездили к нему детьми. В какой-то момент он вспомнил мою тётю, потом — маму, а потом и меня. Но общался всё равно в каком-то странном негативном ключе. Главврач расслабилась и ушла. Мы остались вдвоём.
Ничего о самом пожаре он не помнил, видимо от шока, первое воспоминание последних нескольких дней начиналось уже в больнице. Врачи скорой помощи, доставившие его, сказали, что он выполз из пожара на дорогу, попутно сломав ногу — на ступне красовался массивный свежий гипс. Мы поговорили немного, я передал кое-какие фрукты и купленный телефон с зарядкой, объяснил как звонить, прозвонил сам и научил брать трубку. Договорились, что я подъеду завтра, привезу какую-нибудь одежду, костыли, еду и бытовые мелочи. Он был очень недоволен, постоянно твердил, что ему ничего от меня не надо, и чтобы я побыстрее ушёл. Так или иначе, к нему в больницу я ездил сам ещё 2 или 3 дня подряд.
В Петербург прилетела моя мама.
Пока мы ехали из аэропорта, и сидели на кухне, решая, что делать дальше, мама рассказывала подробности жизни и личности Игната, о которых я раньше не догадывался. В прошлом — отличный инженер, всю жизнь проработавший на разных заводах, он был невероятно рукастым, и всю мужскую часть домашнего хозяйства всегда вёл сам. По жизни отличался странным нравом, и моё детское ощущение о его "особенности" не было случайным. Он ненавидел врачей, однажды попав в больницу с энцефалитом, выпрыгнул из окна и сбежал, чуть не умер дома, но его выходила бабушка Аня. По жизни не доверял никому, никем особо не интересовался, почти все встречи в прошлом были возможны только благодаря ей.
После смерти жены эта странная нелюдимость пустила совсем нездоровые корни — настойчивую паранойю и манию преследования. Ему постоянно казалось, что за ним следят, что вокруг существует мировой заговор, и в нём замешаны абсолютно все. Игнат почти перестал выходить на связь, выбросил все мобильники и даже обрезал провод у домашнего телефона. Это объяснило странное поведение в больнице, когда я пришёл помочь, но в итоге был несколько раз послан даже после того, как моя личность была им же установлена.
Я тогда ещё спросил, почему мама решила останавливаться в гостинице, а не на той же самой квартире, на которой гостила всё время, ведь ключи у неё были. Оказалось, что несколько лет назад Игнат сменил все замки, вбил в двери толстенные стальные скобы и повесил на них амбарный замок. И сказал: "доступ в квартиру только в моём присутствии, если я умру — пилите болгаркой, мне всё равно".
Но, странности странностями, а нам вместе с мамой предстояло решить целый комплекс задач, самый важный из которых — восстановить его сгоревшие документы. Я записал точный адрес участка, надел черновую одежду и поехал на место пожара, на поиски.
Пожарище
Просёлочная дорога виляет между деревьев, и в какой-то момент превращается в месиво из жидкой грязи, таксист отказывается ехать и разворачивается, дальше чавкаю пешком в гордом одиночестве. Ищу участок. Я здесь впервые.
Дохожу до адреса, и у меня отваливается челюсть. Участок огорожен металлическими столбами с натянутой по периметру колючей проволокой, основной вход — нагромождение сваренных случайным образом стальных прутьев в палец толщиной, на месте калитки изнутри висит здоровенный замок. Если вы когда-нибудь смотрели фильмы про зомби-апокалипсис, такие баррикады обычно возводят выжившие, чтобы огородиться от волн гуляющей вокруг нечисти. И эта конструкция, как мне кажется, выдержала бы не одну волну атакующих.
"Вот уж действительно инженер на все руки", думаю я, и хожу туда-сюда вдоль периметра, в надежде найти лазейку. Услышав звук отъезжающей машины и увидев меня в окно, из дома напротив вышел огромный мужик и направился в мою сторону. "Эй, ты, ты кто такой?!", крикнул он мне. Я, в некотором замешательстве, представился по имени. "Тебе чего здесь надо?!" — в тоне точно не чувствуется дружелюбие, скорее даже наоборот. Про себя я думаю, что у меня есть задача — попробовать найти документы, и валяться с незнакомым мужиком в грязи точно в неё не входит. Держусь официально, объясняю, кто я такой, мол, пожар, человек.
Он оказывается мужем соседки, которая звонила маме и рассказала о пожаре. Принял меня за мародёра, по его словам я тут такой не первый, участок не оказался разворован только благодаря своему крайне укреплённому периметру и его собственной неусыпной бдительности. "Но я знаю где пройти, тут когда пожарные приезжали, они обесточили линию и распилили болгаркой забор в одном месте, чтобы добраться до дома, пошли покажу!". "Вот", говорит он, отгибая секцию, "удачи!", машет рукой и идёт назад в дом. Снег почти стаял, двор покрыт пожухлой прошлогодней травой, в которой пожарные, бегая туда-сюда, проложили тропинку.
В центре двора лежит пустой железный шкаф, рядом валяется отпиленная дверца. Я мгновенно узнаю в нём оружейный сейф. Когда-то давным-давно я получил лицензию на травматическое оружие, но так и не забрал её из отдела МВД, пропала надобность. В процессе подготовки к экзаменам насмотрелся на самые разные конфигурации таких сейфов, этот был узкий и вытянутый, значит тут лежало какое-то ружьё. Звоню маме, мол "что за дела?". Мама говорит, что Игнат упоминал, что у него был дробовик с лицензией. Стараюсь не терять самообладание — "прошу о таких вещах предупреждать меня заранее". Гоню мысли, что могло бы произойти, приди я к нему в гости просто так, с приветом по каким-нибудь семейным делам. Направляюсь в сторону дома.
Вы когда-нибудь были на пожарище? Не на таком, где от давно сгоревшей деревенской избы осталась только торчащая печная труба, а которое только что на полпути потушили пожарные? Я — нет.
Небольшой домик стоит покосившись — прогорела одна стена и крыша сползла набекрень. Надеваю строительный респиратор, рабочие перчатки и захожу. В нос снова бьёт жуткий запах. Бывало у вас, когда возвращаетесь из похода и одежда пахнет костром, приятный такой запах? А теперь умножьте его в 300 раз. Это настолько сильный запах копчёного, что он становится сладким, кружится голова и начинает подташнивать.
На полу валяются сложно различимые предметы — обгорелая одежда, книги, слипшиеся в большие куски из-за растаявшего и затем застывшего на них навсегда пластика. Кровать, стол, рукомойник, тумба, шкаф, вот в принципе и вся фурнитура. Наиболее выгоревшая область была в углу рядом с электрическим обогревателем, видимо пожар начался из-за того, что коротнула старая советская розетка. Поскорей выхожу в сени, чтобы не стошнило от нестерпимой вони.
В сенях передо мной предстаёт жуткое зрелище — повсюду на чёрном снегу валяются ленты с патронами от дробовика, скрюченные и оплавившиеся от нестерпимого жара. Россыпью лежат мачете в ножнах, ножи, вижу даже небольшой арбалет со сгоревшей половиной ударной дуги. Аэрозольные пистолеты УДАР М-2, перцовые баллоны, фонари, магазины с мелкими шариками-пульками. Какие-то спортивные шпаги и сабли. В грязь втоптаны 2 металлических пистолета, внешне ничем не отличающиеся от боевых. С помощью поиска по картинкам и найденных обгорелых бумаг я понимаю, что передо мной пневматическая реплика модели Walter PPS (разрешение не требуется). Здесь был целый ёбаный арсенал, и кем бы ни были грабители, вытащившие всё это в сени — пришли они именно за ним, но забрали только то, что их интересовало. Ну и всё, что было в сейфе.
"Блядь, ещё этого не хватало", пронеслось у меня в голове. Хоть я и посторонний человек, не имеющий никакого отношения к происходящему, мне надо было заявить в полицию о пропаже боевого оружия. Оно было зарегистрировано (мама упоминала, что Игнат был очень законопослушным человеком и всегда всё делал официально, со всеми разрешениями), значит на нём был номер, и если оно будет где-то применено, в суровой российской реальности все его использования можно будет в случае чего легко повесить на "сумасшедшего деда".
Натыкаюсь взглядом на солдатскую лопату, набираю в лёгкие воздуха и иду обратно в дом. Я ощущал себя настоящим детективом, перед которым предстала сцена преступления, и он должен с помощью дедукции понять, что именно здесь произошло. Моей дедукции нужно было понять, где такой человек обычно хранит документы, и на этот счёт у меня не было абсолютно ни одной ёбаной идеи. Методично, с перерывами на продышаться, я обшаривал все ящики тумбы, шкаф, перекладывал матрасы на кровати. Потом лопатой выдалбливал квадратами застывший верхний слой из оплавившихся предметов, выкидывал его на улицу и смотрел, что под ним. Про себя я молился, чтобы под этим слоем не лежала где-нибудь боевая граната.
Там были консервы, ящики с сухофруктами, книги. Книги в основном об оружии, теориях заговора, постройке укреплений и подготовке на случай глобальных катаклизмов. Русская классика и поэзия, конечно же. Много книг о биологическом оружии и вирусах, почему-то я тогда особенно обратил на это внимание, видимо из-за духа времени. Я нашёл какие-то старые сберкнижки, обрывки мануалов к пневматике, оплаченные квитанции, выписки из ЕГРН, короче ничего из того, что требовалось. Собрал всё, что выглядело как документы, в кучу и кинул в рюкзак. Мой первый этап поисков закончился полным провалом.
Весь изодранный об колючую проволоку, перемазанный в саже и пахнущий как коптильня для рыбы, я тащусь пешком по грязи в ближайшее отделение полиции. Меня сразу пустили, и я начал общаться через крошечное окошко с дежурным. Так и так, говорю, хочу заявить о пропаже оружие, мол, пожар, человек. "Это по такому-то адресу, что ли?", спрашивает дежурный. "Ну да", говорю. Тот начинает улыбаться, "ну и хлопот нам доставил этот случай", и начинает рассказывать.
Пожар начался посреди бела дня, вызов поступил в пожарную часть около полудня. Приехав на место, те слегка опешили, потому что вместо обеспокоенных жильцов с открытыми настежь воротами их ждала неприступная крепость. Они быстро обесточили линию и начали пилить болгаркой забор. Навстречу им выполз старик в рубашке и трениках, пожарные вызвали скорую. Потом в доме начало что-то хлопать и взрываться, идти туда было опасно, т.к. это могло быть что угодно. Пожарные в полном ахуе вызвали полицию. Полицейские подтвердили, что по этому адресу зарегистрирован дробовик и энное количество боеприпасов к нему, по всей видимости хлопки, разносившиеся по округе, были его взрывающимся боекомплектом. С горем пополам они вытащили из огня сейф и всё, что хоть как-то внешне напоминало оружие. Тут повторно пригодилась болгарка, ей вскрыли дверцу, полицейские провели полную ревизию найденного арсенала, изъяли всё, что требовалось и уехали, а пожарные уже нормально по протоколу продолжили тушить.
У меня с души с грохотом падает камень — значит то были не грабители или мародёры. Ничего, представляющего теоретическую опасность для окружающих, там больше не было. "Форму заполнять будете?", с искрой в глазах спрашивает дежурный. "Ну начинается...", думаю я — "какую ещё форму?", спрашиваю вслух. "Ну, на возврат, на передачу оружия". "Нет", говорю, "большое спасибо вам за работу, но это ружьё уже никому не понадобится, забирайте". На приветливом вайбе мы прощаемся и я вызываю такси до пожарной части.
Документы
Мы все настолько интегрированы в государственную систему документооборота, что я никогда до этого не задумывался, что в принципе означает остаться без документов. У тебя нет паспорта, нет СНИЛСа, нет документов на собственность — они все сгорели. Вообще ничего нет. Единственное, как тебя могут идентифицировать, это записать данные с собственных слов. По факту ты в этот момент — бесправный бомж. Я принял решение, что начинать надо с самого начала, и обернуть мою постоянно пересказываемую историю про "пожар, человек", хоть в какую-то бумагу.
Подъехала мама, и мы вошли в кабинет к главному МЧС-нику. Рассказали, как всё было. "Это было что-то с чем-то, конечно!", заулыбался дружелюбный мужчина с усами. "Многого сделать не могу, могу только записать данные с ваших слов и выдать справку о пожаре". Ну, хоть так, давайте! Сердечно благодарим товарища пожарного и идём решать, что делать дальше.
Нужно восстановить самое главное — паспорт. Ближайший паспортный стол находится в районном центре, довольно далеко от злополучного посёлка. Звоним, нам говорят "привозите, но сегодня последний день, завтра по приказу сверху мы все уходим на карантин". Времени до закрытия — 2 часа, мы отвечаем, что привезти не можем, у человека нога сломана, и он очень слабый. "Очень жаль, тогда ничем не можем помочь". Мы цепляемся за разговор, чтобы человек ни в коем случае не повесил трубку, просим войти в положение, упрашиваем как можем. Нас переключают на другую женщину, по всей видимости нотариуса, и мама чуть ли не в слезах просит помочь, оплатить такси в обе стороны и все расходы. Нотариус офигевает от нашей истории, и, несмотря на то, что им из-за санэпидем обстановки не рекомендуется сейчас ездить на вызовы, всё-таки соглашается помочь.
На следующий день я фотографирую деда на телефон, еду в ближайшее фотоателье, печатаю фотки на паспорт, в больницу приезжает нотариус, заполняет анкету, просит подписать какие-то документы, говорит что будут решать, как поступить, отправлять запросы по базам и так далее. Мы рассыпаемся в благодарностях, всё оплачиваем и дарим коробку конфет.
Игнат к этому времени уже полностью пришёл в себя, я завозил его на каталке на перевязку гипса, помогал медсёстрам поднимать для смены утки и так далее. Он был очень слаб, но нормально разговаривал, в больнице ему, по всей видимости, сидеть уже надоело, учитывая как сильно он не любил врачей. Как только мы уезжали "со смены", он шумел в палате, ковылял на костылях по коридору и громко ругался матом. При встрече требовал, чтобы мы забрали его немедленно. Главврач и весь персонал больницы очень недвусмысленно намекал нам о том же.
Но он не учёл самую важную деталь. Поросль безумия в мозгу, паранойя и тотальное недоверие к окружающему миру прилетели обратно бумерангом, и по факту туго затянули удавку на его собственной шее.
Мы не могли перевезти его в дом — дом сгорел. Мы не могли перевезти его на квартиру — на ней висел огромный замок, а единственный ключ, очевидно, погребён на пожарище. Мы не могли спилить дверь болгаркой, для этого нужны документы на квартиру — они сгорели. Мы не могли перевезти его в дом престарелых или частный госпиталь — не было паспорта для регистрации. Мы не могли перевезти его ко мне домой — я снимаю жильё с соседями. Мы не могли перевезти его к маме в гостиницу — через неделю ей нужно было уезжать обратно, отгул на работе не бесконечный. Он не мог никуда пойти сам — у него была сломана нога. Это был тупик. Единственное место, где он мог оставаться, это больница. Ему было некуда больше идти.
Игнат, наконец, понял, в какой жопе оказался по собственной инициативе. Понял, что единственным спасением для него являюсь я — малознакомый Саша Агроном, которого в течение нескольких дней он упорно посылал нахуй при всех. Моя мама была напугана, растеряна и просто выполняла мои указания, у неё опускались руки, главным локомотивом всей спасательной операции был именно я. Его риторика мгновенно поменялась, он начал обращаться ко мне на "вы", и мы наконец-то начали предметно обсуждать, что делать дальше.
По всей видимости это была прогрессирующая деменция, в течение часа он мог от полной ясности сознания перейти к бессвязной бубнёжке и обратно. Когда приезжала нотариус и давала на подпись документы, он не мог встать с кровати, его руки очень сильно тряслись, а это тоже не самый хороший знак. В больнице ему становилось хуже. Раз за разом я объяснял, что для выхода из больницы надо найти документы, спрашивал, где они лежали. "Где твои документы, где твои документы, где твои документы". С двадцатой попытки я, наконец, услышал: "в чёрной сумке у входа". "Очень информативно", подумал я — попробуйте-ка угадать, какого цвета все предметы в пожаре? Правильно, они чёрные. Но это было уже что-то, означало, что документы в доме всё-таки были. Оставалось найти, где именно. Следующие несколько дней у меня была плотная работа, и я запланировал повторный визит на дачу к концу недели.
Эпидемия
Пока я ползал по пожарищам и ездил по инстанциям, параллельно мы с мамой навещали Игната в больнице по сменам, приносили еду, подгузники для взрослых, бытовые штуки и сладости медсёстрам — они не просили, просто мы понимали, что это очень тяжёлый труд, тут и вникать не надо. В какой-то момент я обратил внимание на одну деталь.
Кашель — для больницы дело обычное, особенно у старых людей, где лёгкие ни к чёрту, сначала такое вообще не замечаешь. Но с каждым днём люди кашляли сильнее, их становилось больше. При этом в прессе из каждого утюга трубят про коронавирус и то, как он косит стариков.
Наш план, что дед полежит в больнице, пока мы не отыщем решение с жильём, таял на глазах. Его надо было эвакуировать. Срочно. В Питере возможности для этого не было, параллельно семья маминой сестры, живущая в Москве, искала варианты по домам престарелых в Московской области. Они нашли спецтранспорт за кучу денег, который доставил бы его в туда. Нотариус перед уходом дала нам бумагу, что паспорт такого-то такого-то находится на переоформлении, некоторые дома престарелых, выслушав историю про "пожар, человек", согласились принять его без документов, с той единственной бумагой на руках. Казалось, это был выход. Очень дорогое, но всё же решение.
И на следующий день Москву закрывают на карантин.
Вводят комендантский час и ограничение на въезд.
Спецтранспорт слетает, дома престарелых дают заднюю. Тогда все были в панике, не понимали что делать, не понимали, какие документы нужны. Да и не было их, этих документов. Просто закрыли, и всё. Всем было проще отказаться от и без того проблемного пациента, чем брать на себя возможные административные риски.
В прессе появляются новости, что на очереди — Петербург.
И тут меня осеняет — мама. Сам я здоровенный лоб, пловец, в глубине души надеюсь, что мои лёгкие выдержат, хотя в новостях уже и тридцатилетние отъезжают только в путь. Но группы риска — пожилые люди, это ведь не только дед. Это ведь и моя мама!!! Раз в 2 дня она выходит из гостиницы, спускается в переполненное метро, едет на людный вокзал, покупает билет, садится на электричку и идёт в больницу, в палату, где все неистово кашляют.
Сам я постоянно ухаживать за ним не могу, у меня уже 2 работы, для третьей времени нету. Передо мной впервые встаёт такой моральный выбор — кто из родственников важнее. Если мама остаётся, то мы продолжаем пытаться выдернуть деда из больницы с неизвестным исходом. Но я рискую потерять маму. Если мама улетает обратно, то дед застревает в больнице, и исход также неизвестен.
Я принимаю решение. Мама для меня важнее всех на свете, я ставлю её перед фактом, "тебе нужно немедленно улететь, иначе ты застрянешь в Питере неизвестно насколько, здесь ужасная статистика заболеваемости, я очень за тебя волнуюсь". Она отказывается. Говорит, что ковид это фигня и опасность сильно преувеличена. Мы жёстко ругаемся, я ору, что ей нужно немедленно брать обратный билет. С горем пополам она соглашается.
Через два дня после этого все авиарейсы в Апатиты отменяют, а сам город закрывается в локдаун почти на год. Успела. Моё решение оказывается верным.
Игнат перестаёт отвечать на мобильный, по всей видимости села батарейка. Я договариваюсь с медсёстрами, что он будет находиться в больнице, пока все свистопляски с карантинами не закончатся, мол, хотели везти в Москву, да вот только она вся закрылась. Обязуюсь полностью оплачивать его содержание.
Финал
После нескольких рабочих дней, в конце недели, я приехал в больницу, как и планировал. В палате 2 пустых койки, хотя я точно помню, что пациенты на них при моём предыдущем визите точно не выглядели готовыми к выздоровлению, скорее даже наоборот. Не задаю вопросов, чтобы не провоцировать и без того взмыленный персонал.
Игната я не узнаю. Ещё несколько дней назад мы с горем пополам общались, он ругался и даже шутил. Сейчас он лежал без движения, смотрел стеклянными глазами в потолок и хрипел.
Пытаюсь заговорить, но ничего не получается. На несколько секунд он приходит в сознание, но потом снова проваливается в небытие. Через какое-то время у него получается сфокусироваться. Он смотрит мне в глаза и говорит всего одну фразу: "я хочу написать на тебя завещание".
Я впадаю в ступор. Всё это время я делал дело, пытаясь вытащить старика с того света. И ни разу, повторяю, ни разу у меня не появлялось никаких корыстных мыслей. Передо мной был в первую очередь родственник, пусть мы и были почти не знакомы. И этому родственнику требовалась помощь. Сейчас я вижу, что ситуация вышла из под контроля. Передо мной лежит человек, которому недолго осталось. Наверное, у него есть на счетах какие-то деньги. Наверное, есть какое-то имущество, недвижка. Я вообще об этом не думал! И он хочет отдать всё это мне... Игнат повторяет: "вы с мамой очень помогли мне, я благодарен и хочу составить на тебя завещание".
В растерянности звоню маме. Она тоже в ступоре. Говорит, что они с бабушкой Аней давно написали завещания на неё и на тётю, так как своих детей у тех не было. Мама вспоминает, что Игнат неоднократно говорил, что за ним следят чёрные риелторы и пытаются отжать квартиру. Никаких доказательств он не приводил, и она списывала всё это на странный нрав и паранойю. В любом случае, никакой нотариус в больницу уже не приедет, все сидят на карантине, а пациент максимально недееспособный, ему просто не дадут сейчас подписывать такие документы.
Я перевожу глаза на деда, он бубнит громче и громче, постепенно срываясь на хриплый крик "я немедленно хочу составить на тебя завещание!!!". Медсёстры пугаются и вопросительно смотрят на меня. Пытаюсь успокоить его, мол "дед, ты уже написал завещание на мою маму, всё ок, не волнуйся, мы вытащим тебя отсюда". Но он не слушает и продолжает кричать "да чёрт его знает, сколько этих ебучих завещаний я написал, я уже вообще ничего не помню!!! требую немедленно составить на тебя завещание!!!". Это была страшная картина. Чтобы прервать эту сцену, я обещаю приехать завтра с нотариусом и сделать всё, как он хочет. Чем чёрт не шутит, может за дополнительную денежку и смогу уговорить кого-нибудь приехать, персонал больницы если что подтвердит, что мы родственники. Мы прощаемся, и он снова проваливается в небытие.
Еду на пожарище, искать документы в "чёрной сумке у входа". Методом дедукции понимаю, что вряд ли бы он стал хранить документы в большой сумке, скорее всего это будет какая-то барсетка, портмоне или даже кошелёк. После часа прочесывания пола и раскопок завалов я нахожу такую сумку. Внутри абсолютно все документы — паспорт, СНИЛС, медицинский полис, пенсионное. И связка ключей от квартиры!!
Сама сумка немного оплавилась с одного края, видимо огонь не успел как следует до неё добраться. Сделана из очень плотного материала, так что вода или пена из брандспойта не промочили содержимое, всё было в идеальном состоянии.
Это было настоящее чудо. Теперь я мог перевести его в хорошую городскую клинику с должным уходом, в платную палату, положить на ИВЛ. А потом привести его выздоровевшего домой, в родную квартиру. Ликующий, я поехал домой, в полной уверенности, что завтра моя спасательная операция, наконец, завершится успехом!
Рано утром меня разбудил звонок из больницы.
Сейчас, когда пишу этот пост и заново вспоминаю произошедшие события, я понимаю, насколько патовым было наше положение, и сколь многого мы добились лишь потому, что обычные люди шли нам навстречу. Все службы сработали как часы — пожарная, скорая, полиция, МЧС, паспортный стол, персонал больницы. Но не только сработали по инструкции, но и вошли в положение, помогли там, где имели полное право отказать и пойти пить чай.
Игнат, который не желал никого знать и полагался только на себя, незаметно для себя самого состарился и оказался полностью беззащитен перед окружающим миром. На помощь пришли люди, ближе которых у него никогда и не было — семья, хоть он сначала и делал вид, что не помнит никого из нас. Он раскаялся и просил о помощи. Мы изо всех сил старались помочь, но он целенаправленно создал ситуацию, в которой сделать это было максимально затруднительно.
Много лет, поддаваясь устойчивой паранойе и безумию, он вооружался, запасал консервы и готовился к глобальной катастрофе, изучал методы противодействия биологическому оружию и разного рода вирусам. И по какой-то чёрной иронии оказался уязвим ровно в тот единственный час, когда эта катастрофа постучалась к человечеству в дверь. В медицинском заключении было написано — двусторонняя пневмония, отёк лёгких. Я никогда не узнаю, был ли это коронавирус или обычная больничная пневмония, никаких тестов тогда не существовало, тело кремировали на следующий день.
Тот утренний звонок полностью убил меня, я улетел в чёрнейшую депрессию на несколько месяцев. В один весенний день я просто пил чай дома, и вдруг совершенно случайно оказался ответственным за жизнь другого человека. Родственника, пусть и далёкого, кого я почти не знал. А потом узнал, и понял, что вообще не знал до этого. Я тратил время и деньги, звонил, разговаривал, планировал, умолял. Ахуевал. Рисковал здоровьем мамы и собственным. Каждый раз я заходил в тупик, быстро принимал решения, видел просвет, хватался за соломинку, чтобы потом улететь в новую яму и с упорством вновь карабкаться наверх.
Почти все, с кем я сталкивался, сначала думали обо мне плохо. Что я мошенник, чёрный риэлтор, мародёр, родственник, который пришёл подобрать с трупа наследство. Даже тот самый человек, которого я спасал.
Его жизнь выскальзывала у меня из рук, но я боролся за неё так, как умел. Боролся вслепую, брошенным в кипяток.
Спустя несколько недель я не смог больше терпеть накатывающие приступы ужаса и отчаяния, сходил и сдал тест на антитела. Отрицательный. Значит, это хотя бы был не я.
Но наша совместная с Игнатом история на этом не закончилась.
Немного оправившись от произошедшего, я пошёл в его квартиру, снял замок, отпер дверь и зашёл в прихожую. И не поверил своим глазам. О таком я слышал раньше разве что в питерских байках — местами до пояса, а кое-где и до потолка все комнаты были завалены мусором. Но самое страшное было не это.
На тумбочке в прихожей аккуратно лежало свежее завещание, с двумя совершенно незнакомыми мне фамилиями.
Продолжение: https://t.me/alexanderagri